Петербургский сыск. 1870 – 1874 - Игорь Москвин

Ночь прошла в тревоге, каждый шорох привлекал внимание, каждая мелькнувшая тень воспринималась, как вот, наконец, пришли, еще мгновение и все закончится, но тень и оказывалась тенью, шорох суетящимся в поисках съедобного мышей, по утро начало смаривать в сон.

На самом рассвете раздался стук, хотя над входом была ручка звонка. Притаились за дверью, у Миши вспотела рука, держащая рукоять пистолета, открыла Груша. За порогом стоял малец лет шести, в рваном пальтишке и просящих каши башмаках.

– Что тебе? – Груша боязливо смотрела по сторонам.

– Мне сказано, что мне рупь дашь, – протянул грязную руку малец.

– За что? – искренне удивилась она.

– Мне велено, записку дяденькам передать.

– Каким дяденькам?

– Что в доме хоронятся.

– Давай записку.

– Сперва рупь.

Жуков сунул в руку Груши серебряный кругляшок. она протянула мальчишке, тот с такой быстротой схватил монету, вместо нее вложил небольшую бумажку, и девушка даже не заметила, как сверкнули пятки в рваных ботинках и мальчишку было не догнать.

Через полчаса Путилин читал присланное:

«Господин, не знаю Вашей фамилии, начальник сыскного отделения!

Я не думал, что Вы так легко найдете меня, поэтому не буду искушать судьбу, по добру и по здорову покину ваш гостеприимный город, свобода мне важнее купеческих денег. Можете нас не искать, не найдете, я не буду таким беспечным.

за сим прощайте, бывший Фома Устрялов и бывшая Варвара Соловьёва».

Правосудие ждёт. 1874 год

– Из департамента переслана телеграмма от судебного следователя Виленского окружного суда по важнейшим делам господина Лаппа, – докладывал дежурный чиновник.

Иван Дмитриевич Путилин, начальник сыскной полиции столицы, которому февральским распоряжением высокого полицейского чина предписано вести расследование сложных преступлений не только Санкт—Петербургской губернии, но и больших российских городов, где пока не созданы соответствующие отделения, протянул руку.

Иван Дмитриевич бегло пробежал глазами по тексту, задерживаясь на отдельных словах «совершил подлог», «чиновник Михаил Яковлевич Цеханович», «похитивший 100 тысяч из Виленского государственного банка», «просим содействия в задержании вышеупомянутого чиновника». Дел в столице невпроворот, а здесь новая напасть.

– Так, – процедил сквозь зубы Путилин, – позовите Жукова.

Дежурный чиновник кивнул и вышел.

Не прошло и пяти минут, как голова с растрёпанными волосами заглянула в щель открытой двери.

– Можно?

– Входи уж, – Иван Дмитриевич оторвался от чтения бумаги, которую держал в руках, и вновь углубился в текст.

Жуков, двадцати четырёхлетний малый с ясными голубыми глазами и ямочками, появлявшимися на щеках, когда он улыбался, был бессменным помощником Путилина.

Начальник сыскной полиции протянул бумагу Мише.

– Почитай пока.

– Из Вильны?

– Читай внимательно.

Через некоторое время Жуков произнёс:

– А мы—то каким боком к Виленскому банку?

– Ты внимательно прочёл?

– Да.

– Ты приметил приписку из департамента?

Миша ещё раз посмотрел бумагу.

– Ты же видишь, что по предложению Министра Внутренних Дел в распоряжение прокурора вышеуказанного окружного суда должен быть направлен сыскной агент, а следовательно, – на лице Путилина появилась улыбка, не иначе проглотил кусочек лимона, – Михаил Силантьич Жуков должен собрать необходимые вещички, привести в порядок голову и прямым ходом в Вильну. Твои действия понятны?

– Да, но…

– На месте и разберёшься.

– Как же быть с делом на Петроградской стороне?

– Им есть кому заняться, тем более, что, как я понимаю, результаты нулевые.

– Так и есть, но…

– Поделись своими соображениями с Иваном Ивановичем.

– Хорошо.

– И сегодня же отбывай в Вильну, там на месте разберёшься.

– Что—нибудь известно, кроме этого? – Миша потряс в воздухе бумагой.

– К сожалению, единственные сведения, которыми мы располагаем, изложены в документе, которым ты так бестактно трясёшь.

– Понятно, Иван Дмитрич, вопросов более не имею. Разрешите готовиться к отъезду?

– Готовься, голубчик, и сегодня же, чтобы духу твоего в столице не было.

– Ну, это, Иван Дмитрич, от меня не зависит, а более от расписания движения поездов.

– Не умничай.

Агентов и так не хватает, дел больше, чем они могут взвалить себе на плечи, а здесь и провинция туда же. Давно пора, хотя бы в крупных городах, пусть хотя бы не во всех губернских, организовать отделения сыскной полиции, так, нет же, тянется годами проклятая российская волокита, и нет ей ни начала, ни конца. Чертыхался Путилин, как работать, когда служащих вынужден посылать в помощь губернским властям, ладно бы в Петербугскую губернию, а то на тысячу вёрст южнее.

В комнате сыскных агентов Миша первым делом достал с полки справочник и начал выискивать, какие поезда и во сколько отправляются до Вильно. Таковых оказалось пять: три пассажирских, почтовый и курьерский.

Последний отпадал, он уже отбыл, почтовый, Жуков почесал голову, нет, этот тянуться будет, как резинка на женских чулках. Мысли перепрыгнули на женщин, на неудачное сватовство. Он стряхнул с себя отвлекающие видения и углубился в расписание. Так, вот этот, Варшавский, подходит, как нельзя кстати, отправление с вокзала в пять вечера, следует через Царское село, Лугу, Псков, Антонополь, Динабург и принесёт бренное тело сыскного агента к месту назначения почти в полночь, без девяти минут одиннадцать. Как говорится, сутки прочь.

Чем же заняться в такие редко выпадающие свободные часы? Почитать новый роман Эмиля Габориота «Чужие деньги», только вышедшего из печати в переводе, Миша силился вспомнить фамилию, но так на ум не пришло. Да ладно, отмахнулся от самого себя Жуков, но всё равно вспомнил слова, предваряющие книгу; «Дарование Габорио проявилось, главным образом, в его романе „Чужие деньги“, имевшего целью как можно сильнее действовать на воображение читателя. Это уголовные романы, где действие крутится вокруг таинственного преступления и главную роль играет, являющийся в самые критические моменты, сыщик».

Вот и прочту, потирал руки Миша в предчувствии занимательного сюжета, только жаль, что в прошлом году Габориот скончался в расцвете творческих сил. Жизнь – она такова, некоторых преступников лелеет до старости, чтобы они умерли в собственной постели, как добропорядочный господин, а некоторые сгорают на взлёте, а казалось, бы, жить им да жить.

Миша посмотрел на часы, стоящие в углу. До отъезда поезда оставалось достаточно времени, чтобы успеть не только домой, но и посетить архивариуса для просмотра сведений о господине Цехановиче, вдруг что—то когда—то было.

В Вильне Жукову не приходилось бывать, да и не важно, ведь не красотами губернии собирается любоваться, а расследовать дело проворовавшегося чиновника, видимо, любеобильный франт завёл интимную подругу, наличности, как в таких случаях бывает, не хватало, денежное довольствие недостаточное, вот и запустил руку в банковское хранилище и когда понял, что не избежать наказания сбежал. Жуков выстроил для себя цепочку событий, поэтому и не переживал о поездке, слишком простое дело.

В архиве, как и предполагал сыскной агент Миша, на помощника бухгалтера Михаила Цехановича ничего не было.

Уже на выходе из отделения Жуков столкнулся с Иваном Дмитриевичем, который снисходительно похлопал своего помощника по плечу.

– Миша, вижу по лицу, что версия полюбовницы и растраты тобой уже выстроена, так вот, выброси ее из головы, а начинай следствие, будто ничего не видел и ничего не слышал, иначе выставишь сыскную полицию, как не стоящую выеденного яйца организацию, а себя за смешного человека.

– Иван Дмитрич…

– Если бы я тебя не знал, я бы не предупреждал тебя, но чувствую твой настрой и, смотря в твои блестящие глазки, смею предупредить, отбрось все мысли, пока не услышишь из первых уст, не только о сбежавшем господине, но и об обстоятельствах дела. Не буду более занудничать, – и подтолкнул Жукова в плечо.

Миша положил в походный баул одну пару белья, через некоторое время размышления добавил ещё одну. Прав Иван Дмитриевич, сколько времени придётся пробыть в Вильне, один Бог знает, так что подстелить соломки не помешает.

Прибыл на Варшавский вокзал за четверть часа до отхода поезда, браво спрыгнул с подножки пролётки, опустил в руку извозчика четвертак и, подражая Путилину, пошёл, помахивая тростью.

На удивление пассажиров, желающих посетить столицу Царства Польского, было мало, и Жуков ехал в одиночестве. Сперва отсыпался, читал, снова отсыпался, снова читал. Как проехали Псков, так и не заметил.